Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр) - Страница 73

Когда я вышел из кареты, их беседа смолкла, и на лицах обоих беглецов появилось то выражение, по которому можно было безошибочно сказать, что между ними происходила сцена, только что прервавшаяся. Я поклонился молодой красавице и предложил ей свои услуги.

Ответил мне ее спутник, сказав:

— Нам нечего хитрить: мы бежали, ее отец гонится за нами. Направлялись мы в Гретну, сэр, эти дураки завезли нас в колею, и карета сломалась.

— Досадное происшествие, — заметил я.

— Кажется, никогда в жизни не случалось мне досадовать сильнее! — крикнул он и со смертельным ужасом взглянул на дорогу в ту сторону, по которой приехали и они, и я.

— Без сомнения, отец очень рассержен? — вежливо продолжал я.

— Боже ты мой! — произнес похититель. — Словом, сэр, как вы видите, нам необходимо придумать что-нибудь. И я даже имею нечто в виду, может быть, моя просьба покажется вам слишком смелой, но в крайности не рассуждают о законах вежливости. Итак, если бы вы, сэр, одолжили нам вашу карету до ближайшей станции, это вывело бы нас из затруднения.

— Сознаюсь, ваше предложение действительно смело, — ответил я.

— Что вы говорите, сэр? — угрюмо буркнул он.

— Я согласился с вами, — сказал я. — Действительно, вы довольно смелы, кроме того, это не нужно. Все, как мне кажется, можно устроить иначе. Без сомнения, вы ездите верхом?

По-видимому, мой вопрос коснулся предмета недавней ссоры беглецов, и похититель молодой красавицы предстал передо мной в своем настоящем свете.

— Да ведь я же это и говорю ей. Проклятие! Она должна сесть на лошадь! — кричал он. — И так как этот господин держится того же мнения, вы поедете верхом, черт побери!

Он сделал движение, чтобы схватить ее руку подле кисти, но она с ужасом отодвинулась от него.

— Нет, сэр, — возразил я, — этого не будет.

Он с бешенством обернулся ко мне и крикнул:

— Кто вы такой? Какое право имеете вы вмешиваться?

— Вопрос не в том, кто я такой, — возразил я. — Будь я хоть дьяволом или архиепископом кентерберийским — вам этого незачем знать. Дело в том, что я могу помочь вам, а, очевидно, от кого-нибудь другого вам нечего ждать помощи. Я сейчас объясню, как было бы возможно устроить все. Я предлагаю вашей спутнице место в моей карете, если вы, в свою очередь, окажете мне любезность и позволите моему слуге ехать на одной из ваших лошадей.

Мне почудилось, что похититель девушки готов схватить меня за горло.

— Во всяком случае, у вас есть другой выход: вы можете здесь ожидать прибытия папы, — прибавил я.

Мое замечание усмирило беглеца, он снова испуганно оглянулся на дорогу и сдался.

— Конечно, моя спутница очень благодарна вам, сэр, — чрезвычайно любезно проговорил он.

Я подал руку юной беглянке, и она, точно птичка, впорхнула в карету. Роулей закрыл за нами дверцу, усмехаясь во весь рот. Когда мы двинулись вперед, нахальные форейторы громко расхохотались; мой кучер пустил лошадей быстрой рысью. Очевидно, решительно все подозревали, что я сыграл великолепную штуку и похитил невесту у похитителя.

Я украдкой взглянул на молоденькую беглянку; она была в самом жалком состоянии духа, ее ручки, покрытые черными ажурными митенками, так и дрожали, лежа на коленях.

— Сударыня… — начал я.

К ней в то же мгновение вернулась способность говорить, и она произнесла:

— О, что вы должны думать обо мне!

— Сударыня, — сказал я, — что должен думать порядочный человек при виде юности, красоты и невинности в несчастии? Мне хотелось бы иметь право сказать вам, что я настолько стар, что мог бы быть вашим отцом. Но, к сожалению, я не могу сказать этого. Однако я сообщу вам нечто о себе, что будет иметь подобное же значение и успокоит ваше юное сердечко. Я влюблен. Не все английские тонкости мне известны, и потому я не знаю, следует ли мне говорить, что я люблю верно и неизменно. Есть на свете одно чудное существо… Я восхищаюсь им, я люблю его, я повинуюсь ему. Если бы эта девушка была здесь, она обняла бы вас. Представьте себе, будто она послала меня к вам, сказав: «Будь ее защитником».

— О, конечно, она должна быть мила, должна быть достойна вас! — кричала малютка. — Она никогда не позабыла бы женского достоинства, никогда не сделала бы и той ужасной ошибки, в которую я впала.

При этом голос бедняжки зазвенел на высокой ноте, и она заплакала.

Однако дело не пошло вперед: напрасно упрашивал я юную беглянку успокоиться и последовательно рассказать мне о своих несчастиях, она продолжала вести себя самым странным образом, то как благовоспитанная школьница, то как бедное создание, попавшее в фальшивое положение; выказывала то привитую к ней педантичность, то порывы горячей необузданной природы.

— Это просто было какое-то ослепление, — рыдая, говорила она, — я не понимаю, как я не видела тогда всего. Он не то… совсем не то… потом точно завеса у меня спала с глаз… О, это было ужасно. Но я сразу увидела, что вы то самое… как только вы вышли из кареты, я заметила это. Как она счастлива! И с вами я не боюсь ничуть!.. Нисколько… Я вполне доверяю вам.

— Сударыня, — заметил я, — вы с джентльменом.

— Да, да, это я и хотела сказать, вы — джентльмен! — вскрикнула она. — А он… он нет! О, как я встречусь с отцом!

Она открыла свое заплаканное личико и, трагически всплеснув руками, произнесла:

— И перед всеми моими школьными подругами я опозорена!

— О, дело еще не так плохо, — горячо возразил я, — вы преувеличиваете, дорогая мисс… Простите мою вольность, я еще не знаю вашего имени.